Царевна-Лебедь, 1900

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая

Эскизы Врубеля к росписям для Владимирского собора не были приняты жюри. Причиной была не только неканоничность живописно-пластического решения, отличная от господствующего в соборе неорусского стиля, но и неканоничность мировоззрения. Это были первые опыты врубелевского символизма - попытка проникновения в тайну смерти и вечной жизни вне глубокой религиозной веры, попытка, полная безверия и отчаяния.
В Киеве Врубель неоднократно обращается к изображению Христа (в Третьяковской галерее находится рисунок "Христос в Гефсиманском саду" и картина "Христос", 1888), мотивируя свое предпочтение этой темы пристрастием к ней его любимой публики. В некоторых из этих изображений ощутимо влияние Николая Ге.
Подлинный горячий интерес уже в Киеве Врубель испытывает к образу Демона. Его едва ли стоит воспринимать как антитезу Христу. Сам художник не хотел бы, чтобы Демона путали с чертом или дьяволом. По его словам, "Демон значит "душа" и олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе".
Демон — любимый герой романтического искусства и символизма. Эпоха "конца века" видела в нем символ бунтарского разрыва со старыми канонами, выражение безоговорочной свободы, гордое одиночество отщепенца и изгоя, бросившего вызов отжившему. В нем было выражение озаренности новым знанием, которое поэт и теоретик символизма Вячеслав Иванов определял так: "Внезапно раскрывшееся художнику познание, что не тесен, плосок и скуден, не вымерен и исчислен мир, что много в нем, о чем вчерашним мудрецам и не снилось, что есть ходы и прорывы в его тайну из лабиринта души человеческой, только бы — первым глашатаям казалось, будто все этим сказано! — научился человек дерзать и "быть как солнце", забыв внушенное ему различие между дозволенным и недозволенным, — что мир волшебен и человек свободен"".
Врубель ощущал себя глашатаем свободы, провозвестником новых художественных откровений. Он был не понят современниками и остро чувствовал свою исключительность и одиночество в искусстве и жизни. Таким образом, тема Демона являлась для него глубоко личной и автобиографической. Вместе с тем она была навеяна впечатлениями оперы Антона Рубинштейна "Демон" и одноименной поэмой Михаила Лермонтова. Эпоха символизма вновь обратилась к романтической поэзии этого автора, ценя в ней, по выражению Блока, "бессменную тревогу духа".

Врубель пытался как можно более полно объять демоническую тему, воплощая ее в скульптуре, графике, живописи (ранние опыты не сохранились). Первая дошедшая до нас на эту тему картина "Демон (сидящий)", а также иллюстрации к поэме Лермонтова открывают московский период творчества (1889-1906).
В картине художник отказывается от конкретных реалий места и времени. Фигура юного титана с мощным торсом и печальным темным лицом помещена в подобие фантастического изменчивого пейзажа. Мазки, нанесенные мастихином, уплощены, декоративны, уподобляют полотно цветной мозаике или витражу, составленному из прозрачных сияющих смальт. Они лишены покоя, обладают собственной энергией. Их перемещения и сцепления здесь и там образуют подобия предметов. Запечатлен процесс, а не результат мироздания. Природа, кажется, только обретает свои очертания, формы и краски зыбки и изменчивы. Прозрачные кристаллы складываются в небывалые купы цветов, те, в свою очередь, напоминают по контурам мощные крылья прекрасного существа.
Символизм любит превращения: они разрушают вещи, но обнажают жизнь, движение, процесс творчества. "Творимая жизнь" — одна из целей романтизма. Итак, величавая фигура Демона возникает среди вспышек и мерцаний света, словно бы в брожении и бурлении остывающей магмы, как плоть от плоти этой одухотворенной и полной жизни стихии. В выражении лица Демона — тоскливый вопрос, в жесте заломленных рук — сила и бессилие, его фигура самим построением композиции уподоблена сжатой пружине, обладающей огромной потенциальной силой, не находящей выхода.
Одновременно с картиной Врубель работает над иллюстрациями к сочинениям Лермонтова, в том числе и к поэме "Демон". Переводя на язык графики главные сюжетные коллизии литературного текста, создавая портреты ее героев, художник творит свой мир. Врубель предваряет новое требование к прочтению источника, выдвинутое позже художниками "Мира искусства" и сформулированное Дягилевым. Единственным смыслом иллюстраций он провозгласил ее полную субъективность, то есть выражение собственного индивидуально-неповторимого взгляда на литературное произведение. Но иллюстрации Врубеля не могут быть сведены к субъективному комментарию.
Оставаясь верным поэту в сюжете, художник пользуется поэмой как подспорьем для выражения ведущих тем собственного творчества — вечных метафизических загадок любви, смерти, бессмертия. Это находит отражение и в станковом характере рисунков.
Каждый из них, выполненный черной акварелью, в руках мастера приобретающей богатство многокрасочной живописной палитры, тяготеет к картине, поскольку обладает внутренней значительностью, сюжетно-образной, декоративно-стилистической завершенностью, досказанностью, противопоказанной иллюстрации. В Москве, как ранее в Киеве, Врубель оказывается в самом сердце национальных художественных исканий. Друзья вводят его в дом Саввы Мамонтова.
Врубель примыкает к кругу художников, получившему название Абрамцевского художественного кружка, поскольку именно в Абрамцеве, подмосковном имении Мамонтовых, осуществляются многие новаторские начинания. Здесь Врубель попадает в благоприятную творческую среду, располагающую к соревнованию с крупнейшими русскими мастерами. Кружок состоял из художников разных поколений. К старшему принадлежали Илья Репин, Виктор Васнецов, Василий Поленов, скульптор Марк Антокольский. Младшее поколение было представлено Константином Коровиным, Валентином Серовым, Михаилом Нестеровым, Еленой Поленовой, Марией Якунчиковой. Тон в кружке задавал Савва Иванович Мамонтов, деловая и практическая энергия которого соединялась с романтической преданностью искусству и верой — истина в красоте. Красоте придавалось жизнестроительное значение, ей предписывалась задача нравственного преображения жизни. Художники искали родную русскую красоту, опираясь при этом на идеи славянофильства, словно бы унаследованные непосредственно вместе с Абрамцевым, ранее принадлежавшим славянофилам Аксаковым.

Новые обитатели хранили остатки старого быта и воспитывали детей на примере "Семейной хроники" Сергея Аксакова в "мирном спокойствии и добром христианском духе". Благоговейно изучали "Слово о полку Игореве", этот древнейший памятник русского литературного эпоса. Жена Мамонтова Елизавета Григорьевна и Елена Дмитриевна Поленова, бродя по окрестным деревням, собирали предметы старинного быта — прялки, туеса, вышивки — все, в чем воплотился исконный народный дух, народные представления о прекрасном. Искусство резьбы пытались возродить в специально основанной столярной мастерской, где работали по эскизам абрамцевских профессиональных художников жители окрестных деревень.