Автопортрет с раковиной, 1905 Портрет артистки Н.И.Забелы-Врубель

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50 - 51 - 52 - 53 - 54 - 55 - 56 - 57 - 58 - 59 - 60 - 61 - 62 - 63 - 64 - 65 - 66 - 67 - 68 - 69 - 70 - 71 - 72 - 73 - 74 - 75 - 76 - 77 - 78 - 79 - 80 - 81 - 82 - 83 - 84 - 85 - 86 - 87 - 88 - 89 - 90 - 91 - 92 - 93 - 94 - 95 - 96 - 97 - 98 - 99 - 100 - 101 - 102 - 103 - 104 - 105 - 106 - 107 - 108 - 109 - 110 - 111 - 112 - 113 - 114 - 115 - 116 - 117 - 118 - 119 - 120 - 121 - 122 - 123 - 124 - 125 - 126 - 127 - 128 - 129 - 130 - 131 - 132 - 133 - 134 - 135 - 136 - 137 - 138 - 139 - 140 - 141 - 142 - 143 - 144 - 145 - 146 - 147 - 148 - 149 - 150 - 151 - 152 - 153

Удивительное совпадение: в этом же 1896 году Бёклин создал композицию «Война», изображавшую трех всадников, во главе со смертью несущихся над городом. Думается, Бёклин уже давно мог привлечь внимание Врубеля не только как один из самых в то время популярных художников, но и как родственник по духу. В какой-то мере Врубель мог бы считать его своим духовным отцом: Бёклин был романтиком от академизма, был привержен мифологии и в многозначительности, к которой он стремился в своих образах, он словно предчувствовал символизм. К этому времени Бёклин покинул Швейцарию, которая была его родиной и где он сложился как художник, и постоянно жил в Италии. Но швейцарцы, разумеется, помнили своего знаменитого соотечественника, не могли не интересоваться им. И, быть может, его картина продавалась тогда в каком-нибудь ателье Женевы или Люцерна или была воспроизведена в одном из журналов. Во всяком случае, здесь, в Швейцарии, Врубель мог если ее и не увидеть, то узнать о ней... Хотя и Бёклин не был в своей композиции вполне самостоятелен и отталкивался от гравюры Дюрера, кажется, что панно Врубеля «Полет Фауста и Мефистофеля» было вызвано к жизни произведением Бёклина. Врубель всегда старался использовать готовые мотивы, не перегружать свое сознание в их поисках, экономя силы для «техники». И теперь, когда он несомненно считал, что уже осуществлял свое маниакальное желание сказать что-то новое в искусстве в области формы, он мог совсем не стесняться в отношении сюжетов чужих произведений.

Итак, новое панно «Полет Фауста и Мефистофеля». В нем представлены два всадника в бешеной скачке на волшебных конях по небу. С великолепным мастерством и острой жизненной выразительностью очерчивает Врубель мчащихся «огнедышащих коней» и захлестнутые вихрем этой скачки фигуры всадников. В то же время художник укладывает все формы на квадратном поле холста, подчиняя их плоскости, создавая декоративный узор из вычурных, капризных форм. Замечал ли Врубель противоречие в работе и мучило ли его это противоречие? Образы, воплощаемые художником, неразрывно связаны с утверждением непреодолимости дисгармонии бытия. Они основаны на идее неустанности и неутолимости стремлений человеческого духа. И как близко, как родственно всегда это было врубелевскому сознанию и чувству и важно его современникам! И это есть в панно... Но вместе с тем - словно намеренное уклонение от этих путей, демонстративное противостояние любому сомнению, тяготение к аллегории, к ясной однозначности, законченности и завершенности. Надо заметить: в этом Врубель шел вразрез с самим «Фаустом» Гете - с убежденностью в том, что полное осуществление цели и есть смерть. Но каким-то странным образом в сознании это мучительное беспокойство и чувство неизживаемого конфликта и дисгармонии были связаны со стремлением к прекрасной завершенности, с жаждой увенчания полной победой. В этом было и какое-то высокомерие сноба, эстета, настораживающая самоуверенность! Ничего удивительного. Если Врубель в пору неудач и непризнания чувствовал себя избранным, то как это чувство обострилось теперь. И как выросла жажда художественного «воплощения» полного торжества! Она удовлетворена в панно «Полет Фауста и Мефистофеля». Это произведение - как бы праздник творчества Врубеля, это его счастье творчества, неразрывно соединившееся с счастливой переменой в его личной жизни. После завершения работы над панно «Полет» и отправки его в Москву супруги Врубель едут в Италию, в Рим. Подобно драгоценности, образ прекрасной солнечной Италии - обетованной земли всех художников, поэтов - завершал счастливое начало новой Жизни Врубеля, складывающейся как романтическое произведение. Повседневная супружеская жизнь Врубелей началась в Харькове, где Надежда Ивановна Забела получила ангажемент в оперном театре. Это был особенный период в существовании художника - его полного растворения в другом. Его любовь и поклонение жене, женщине и артистке, сливались так полно, так всесторонне, что стали единым чувством, воплощающим творческое начало любви и человеческое начало творчества в их единстве.

В его жизни случилось чудо - рядом с ним живой, дышащей теплой была его муза, и это превращало его существование в сказку, а его сердце наполняло ощущением истинного счастья... Поэтому его - самолюбивого Врубеля, так упивающегося своей мужской победой,- нисколько не шокировало, что он потерял в Харькове свое собственное имя, свой престиж, свою собственную репутацию. Он был известен здесь только как муж артистки Забелы. Он не только провожал свою жену на очередной спектакль и встречал ее после его окончания, он был с ней рядом за кулисами или сидел перед ней в первых рядах; он одевал ее к спектаклю как костюмер, и, наконец, он сам сочинял для нее костюмы, вникая во все мельчайшие детали. Можно сказать, что союз с Забелой ознаменовался в его творческой жизни особенной, новой связью с театром, ибо никогда так ответственно и лично он не постигал задачи театрального костюма, как теперь. В партиях, которые исполняла Надя в Харькове, она еще не развернулась как певица. Ее репертуар не давал ей полностью раскрыть свои данные. Тамара в «Демоне», Татьяна в «Евгении Онегине», Маргарита в «Фаусте», Маша в «Дубровском», Недда в «Паяцах», Мария в «Мазепе» - вот роли, которые она исполняла. Но уже теперь в отношения художника с женой вошло творческое начало, уже теперь он стал прозревать в ней как певице истинно свою Музу, свою «музыку» в ее вокале и прилагать усилия к тому, чтобы все это получило полное осуществление. Еще в годы юности в Академии Врубель поражал всех своей способностью воспроизвести костюм любой эпохи со всеми деталями. И теперь, в исполнении миссии «художника по костюму», он с радостью реализовал этот свой талант.