Автопортрет с раковиной, 1905 Портрет артистки Н.И.Забелы-Врубель

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50 - 51 - 52 - 53 - 54 - 55 - 56 - 57 - 58 - 59 - 60 - 61 - 62 - 63 - 64 - 65 - 66 - 67 - 68 - 69 - 70 - 71 - 72 - 73 - 74 - 75 - 76 - 77 - 78 - 79 - 80 - 81 - 82 - 83 - 84 - 85 - 86 - 87 - 88 - 89 - 90 - 91 - 92 - 93 - 94 - 95 - 96 - 97 - 98 - 99 - 100 - 101 - 102 - 103 - 104 - 105 - 106 - 107 - 108 - 109 - 110 - 111 - 112 - 113 - 114 - 115 - 116 - 117 - 118 - 119 - 120 - 121 - 122 - 123 - 124 - 125 - 126 - 127 - 128 - 129 - 130 - 131 - 132 - 133 - 134 - 135 - 136 - 137 - 138 - 139 - 140 - 141 - 142 - 143 - 144 - 145 - 146 - 147 - 148 - 149 - 150 - 151 - 152 - 153

Удовольствие ему доставляла и возможность фантазировать, «преображать», устанавливая союз отвлеченных форм пластики костюма с самым живым, чувственным и вместе с тем духовным, что есть на свете,- с человеком, приобщаться к возвышающей преображенности и в то же время выражать это «вещественно» и житейски. Какое наслаждение испытывал он, предаваясь этому занятию! Поистине, сочиняя костюм для Нади, он чувствовал себя ювелиром, гранящим алмаз! И еще один важный момент... Врубель позже признавался, что очень любил моду и старался ей следовать и стремился всегда решать театральный костюм, «осовременивая» его модой сегодняшнего дня. Но - и это нельзя не заметить - в не меньшей степени он театрализовал одежду, которую тогда стал сочинять для своей жены. Он стремился слить театр я действительность, повседневную реальность и преображенность так, как никогда прежде, и его новая, наконец отлившаяся в прекрасную форму жизнь, его возвышенное чувство любви и поклонения стимулировали и питали это стремление.

Уже тогда Надя стала носить сочиненные им сложные костюмы, в которых он экспериментировал, причудливо сочетая цвета, смешивая стили. Уже тогда появились на ней блузки с словно надутыми пышными рукавами и любимые им фигаро разных цветов, дополненные галстуками. И всегда костюм украшали и дополняли драгоценные броши, кольца, которые он обожал ей дарить. Действительно, она была права, что отнимала у него деньги! Ну и мот же, транжира он был! Сколько тончайших духов, цветов, украшений получала она от него! К свадьбе Врубель подарил своей невесте брошь из опала, окруженного бриллиантами. Он обожал и прежде загадочную красоту драгоценных камней, но теперь - особенно. Драгоценные камни словно освятились его поклонением, зажглись, согрелись пламенем его чувства. Он жаждал одарять свою Музу и свою любовь всем богатством сказочной игры природы и искусства, и это богатство было овеществлено в драгоценных камнях, которые извечно служили символом, самым полным и непосредственным воплощением «чисто и стильно прекрасного». В загадочном свечении камней, в их прозрачности, странной для плотной, жесткой фактуры камня, в их цвете и свете, слитых вместе, воплощалась не только игра романтизма, но его манящая символика. В силу всех этих особенностей драгоценные камни особенно органично должны были отвечать, соответствовать музе художника, словно последний штрих, завершали образ его счастья, придавая ему полноту в законченности и вместе с тем - в бесконечности. И все же был ли Врубель способен на безмятежное и полное счастье? Крупицы яда, горечи, лежащие на дне его души, дали о себе знать и в эту безмятежную пору. Постановка «Демона» Рубинштейна, словно злой гений, возмутила его счастливый покой. Конечно, Врубель вместе со всеми зрителями пережил испуг, а потом смеялся во время театрального казуса, разыгравшегося во время спектакля: увлечение театрального постановщика правдой жизни в сцене горного обвала привело к тому, что все артисты чуть не оказались погребенными под обломками рушившихся декораций. Но образ самого Демона, которого исполнял Петров, ранил художника несоответствием представлению о падшем ангеле так, как может ранить посягательство на идеал, как пародия на этот идеал. И теперь в сознании Врубеля снова вышел из забытья его заветный образ и стал тревожить его и мучить своей невоплотимостью... Теперь повсюду в номере гостиницы валялись обрывки, клочки бумаги, очерки, торопливые «заметы», наброски Демона, дразнящие, ускользающие, изменчивые, коварные. Словно ожил и зашевелился в душе художника какой-то темный хаос. Он снова искал и не находил «заросшую тропинку к себе». Казалось, и сама окружающая атмосфера того времени, как никогда настоятельно и активно, вызывала его Демона, атмосфера, исполненная тревоги, настроений «конца века»... Неослабевающая популярность оперы «Демон» также служила подтверждением актуальности этого образа.

Респектабельность Врубеля и его полная удовлетворенность, счастье, почти воинствующий эстетизм, фанатическая приверженность чистой красоте - и Демон! Но странным образом все это - и его талант костюмера, ювелира и поэта, поклоняющегося своей Музе и Красоте, и его поиски демонического - как-то соединялось вместе. В Харькове супруги пробыли недолго. Спустя несколько месяцев они переехали в Москву. Савва Иванович Мамонтов принимал Забелу в труппу артистов Частной оперы. Начало новой жизни четы Врубель в Москве совпало с началом новой жизни Частной оперы. Эта новая жизнь театра открывалась постановкой оперы Глюка «Орфей» - постановкой, которая, как мечтал Мамонтов, должна была стать художественным торжеством творческого содружества, сформировавшегося в доме на Садовой-Спасской и в Абрамцеве, воплощением представлений мамонтовцев о прекрасном идеале, их простой веры в его нетрудную достижимость. Хотя опера была выбрана Мамонтовым по совету Врубеля, снова бредившего античностью после поездки в Италию, оформляли ее Поленов и Коровин. Их декорации к «Орфею» по-своему сформулировали отношение не только к античности, мифу, музыке Глюка, но и к чистому идеалу в Мамонтовском кружке и Частной опере. Они представляли собой жизненно выразительные пейзажи, со всем мастерством пленэрной живописи запечатлевшие с натуры природу современной Греции. Но следует ли сожалеть о том, что Врубель не написал декорации? В эскизе афиши к опере, исполненном им, он также теряет чувство античной гармонии. Поэтический образ Греции и мифа воплощен в линейном силуэте Орфея с лирой в руках - похожем на знак, на колючий изощренный узор. Врубель следует образцам современных афиш, которые видел в европейских журналах, непосредственно причастных к европейскому художественному течению «модерн». По отвлеченной капризной и вычурной форме изображения, по ее салонному характеру видно очень сложное представление художника о красоте, об ее отношении к действительности. Врубелю приходится спешить, недоговаривать, опережать самого себя, чтобы как-то сформулировать свое I понимание идеально прекрасного.