Демон, 1890

» Первая » Вторая » Третья » Четверт » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннад » Двенадц » Тринадц » Четырнад » Пятнадц » Шестнад » Семнадц » Восемна » Девятнад » Двадцат » Дв.первая » Дв.вторая » Дв.третья » Дв.четверт » Дв.пятая » Дв.шестая » Дв.седьма » Дв.восьма » Дв.девять » Тридцать » Тр.первая » Тр.вторая » Тр.третья » Тр.четвер » Тр.пятая » Тр.шестая » Тр.седьмая

Особенную красоту рисункам Врубеля придают богатые градации темного и светлого, очень точно найденные соотношения между ними. Так было и в иллюстрациях к Лермонтову - игра пятен различной степени светонасыщенности создавала иллюзию красочного ковра. На рисунках с натуры, гораздо более простых по сюжету и трактовке, можно убедиться, что подобный прием не был чем-то нарочитым, а вытекал из созерцания реальных предметов. Врубель, рисуя, всегда начинал с прокладки основных пятен - от темных к светлым. В светлых местах прикосновениями остро наточенного карандаша намечал нужные детали и наносил те легкие штриховые арабески, которые одновременно и строили форму (без них светлые места выглядели бы плоскими), и несли в себе неповторимое очарование врубелевского почерка. Иногда же он мог и просто оставить кусок листа белым, нетронутым - шкала отношений была найдена так безошибочно, что белый участок бумаги «опредмечивался». Так, всякий, кто видит простой и прелестный карандашный рисунок «Дворик зимой», с уверенностью скажет, что там на первом плане - сугроб, а подальше - занесенное снегом крыльцо. Кажется, будто видны и тени на сугробе. На самом же деле снег изображен чистой поверхностью листа, совершенно не тронутой карандашом. А вот зарисовка двоих мужчин в черных костюмах, сидящих в белых креслах и читающих. Их фигуры сплошь зачерчены густым черным горизонтально положенным штрихом, то есть даны как черные силуэты. Однако форма их так прочувствована художником, что фигуры воспринимаются не силуэтно, а объемно и пространственно. Мы видим внутри черного силуэта формы рук, ног, складки пиджака, хотя их очертания незримые, фактически их нет на рисунке. Художник разнообразил свои приемы рисования. При быстрых зарисовках групп людей, беседующих, читающих, играющих в карты, в шахматы, он ограничивался сопоставлением больших пятен темного и светлого и опускал проработку деталей. Тем не менее, группы «игроков», погруженных в свое занятие и, вероятно, даже не замечающих, что их рисуют, схвачены во всей их жизненной непринужденности. Пятеро за столом играют в карты. Собственно, карт у них в руках не видно, но все равно сразу понятно, что идет именно карточная игра и собравшиеся ею поглощены: у игрока на первом плане даже спина, даже складки на костюме, едва намеченные, выражают состояние сосредоточенности. Очень выразительна фигура молодого «болельщика», забравшегося с ногами на диван,- он сам не участвует в игре, но с большим любопытством следит за ее ходом. Еще лучше, пожалуй, шахматисты. Один напряженно обдумывает ход, его партнер откинулся на спинку дивана, руки в карманы, несколько расслабился, но не сводит глаз с доски, видимо прикидывая, как будет действовать дальше. Третий наблюдает.

Не будь этих рисунков, мы бы и не узнали, что Врубель мог так выразительно и живо запечатлевать житейские жанровые сценки, ведь на картинах он их никогда не изображал. Но он действительно «все мог».
Самыми замечательными среди рисунков, сделанных в больнице, являются несколько портретов - доктора Усольцева и членов его семьи. Карандашный портрет Усольцева по красоте и твердости техники и по выразительности психологической стоит на уровне лучших портретных работ Врубеля. Он сделан вдохновенно. Тонкое худощавое лицо с шапкой курчавых волос, проницательные, в упор глядящие глаза - в них светится гипнотическая сила. Портрет студента - младшего брата Усольцева,- сделанный черной акварелью и карандашом, так осязательно передает форму и характер молодого лица, продолговатого, с тяжелым подбородком, узким разрезом глаз и юношеской припухлостью щек и губ, что нам кажется, будто мы видели и знали этого человека в жизни. Кажется, что слышали его солидный, но еще ломающийся басок; представляется, что он высокого роста, слегка сутулится при ходьбе. По лицу в воображении естественно дорисовываются и фигура, и характер, и манеры. Безупречная лепка обоих портретов достигнута все той же системой угловатых разнонаправленных штрихов, которые, при всей прихотливости арабеска, чеканно моделируют форму в ее выпуклостях и углублениях, тенях и бликах. Эти мужские характеры переданы мужественной, волевой манерой рисунка. В отличие от них, портрет жены доктора В.А.Усольцевой - сама женственность, и сделан в несколько иной манере, легчайшими деликатными касаниями карандаша, без сильных темных акцентов, но с тонкой проработкой нежного лица волос, воздушной ткани кофточки, на фоне красиво изгибающегося растительного орнамента. Тот же самый орнамент образует фон одновременного портрета Н.И.Забелы, оставшегося неоконченным, по-видимому, это просто рисунок обоев в одной из комнат дома Усольцева. Врубель и обыкновенные обои умел претворить в поэму.

Здесь кстати будет сказать о трактовке фонов в портретных и натюрмортных рисунках Врубеля. Фон у него всегда ритмически согласован с изображением и включается в образ, будь это фон предметный, орнаментальный или нейтральный, заштрихованный. В портрете Усольцевой изгибающиеся линии узорного фона мягко обтекают, обнимают фигуру - она в этот лирический узор погружена, им окутана. В портрете Забелы лицо из фона выступает более энергично, но цветы на ее шляпе являются как бы продолжением и усложнением орнамента фона. На портрете Усольцева фон нейтральный, с короткими отрывистыми штрихами такого же характера, как те, что моделируют лицо, волосы, галстук. В рисунке «Кампанулы» (того же времени) как бы два фона: один большими размашистыми горизонтальными штрихами, другой наложен на первый и состоит из маленьких штришков, которые точно следуют очертаниям венчиков, сгущаются и чернеют около самых освещенных лепестков, так что сила света повышается от контраста и светлые места становятся самосветящимися.

Н.А.Прахов в своих воспоминаниях сообщает: «Помню, как Михаил Александрович говорил мне... что художники обычно делают ошибку, когда, сочиняя что-нибудь или рисуя с натуры, следят только за внешним контуром предмета, в действительности не существующим. Надо всегда проверять себя также по очертаниям фона, надо следить за его «орнаментальностью» - тогда все будет крепко связано между собой». Есть у Врубеля еще не законченный портрет доктора Усольцева на фоне иконы в золотом тисненом окладе. Задача большой трудности - передать одним черным карандашом, без цвета, искристую мелко-узорчатую фактуру фона и сделать так, чтобы лицо не терялось в этой дробности и гармонировало с ней. В этом рисунке мастер ищет путь к еще более скрупулезно-изощренной технике, чем была у него раньше, - она позволила ему через некоторое время создать один из своих шедевров, «Жемчужную раковину».