Демон, 1890 Гадалка, 1895

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая » Двадцатая » Двад.первая » Двад.вторая

Как одиноко возвышается заброшенная «церковь на крутой вершине», противопоставленная, как и кресты кладбища, грандиозной мощи, какой-то «космичности» горного пейзажа с его снежной вершиной Казбека и покрытыми также снегом острыми уступами скал («Монастырь на Казбеке», Картинная галерея Армении, Ереван). Стоит только сравнить суровую мощь и выразительность этой иллюстрации и ее подлинно романтическое могучее дыхание с поверхностной и сентиментальной романтикой иллюстрации А.М.Васнецова, изображающей «монастырь уединенный», куда отвезли Тамару после смерти ее жениха, чтобы стала ясна вся мощь и напряженность врубелевской фантазии, как и то, что для него был гораздо более подходящим сюжет гиблого места, чем цветущего монастыря, и он недаром выбрал именно этот сюжет.
Если в картине «Демон (сидящий)» пейзаж соединялся с фигурой на основе внутреннего контраста, то в иллюстрациях к поэме Лермонтова он соответствует в своем суровом величии и грандиозности трагичности сюжета и силе характеров не только Демона, но и Тамары. Дикость пейзажа является здесь естественным окружением их действий и переживаний.
В иллюстрации «Несется конь быстрее лани» (Государственная Третьяковская галерея) стремительному скоку коня отвечает динамичность как бы отлетающего назад пейзажа горной дороги. Светлые мазки, передающие это движение, как и камни на дороге, сочетаются со световыми бликами на крупе коня и в особенности со столь выразительной разделкой белилами, положенными сверх черной акварели, одежды всадника и сбруи. Эти мерцающие серебром, как в кавказских чеканных изделиях, мелкие мазки-блики придают особую выразительность и драматизм паническому скоку коня с мертвым всадником. Кажется, слышишь и стук копыт о камни и бряцание сбруи. Так, по сути дела, декоративный прием, идущий, возможно, от прикладного искусства, приобретает эмоциональную выразительность и одновременно служит средством передачи «местного колорита», подобно такой же декоративной трактовке костюмов и восточных ковров в иллюстрациях «Пляска Тамары» и «Тамара и Демон» (обе в ГТГ). Так же органично связана «граненость» расчлененных на плоскости гор с трактовкой волос в упомянутой заставке «Голова Демона».
В большинстве иллюстраций, где действие происходит в пейзаже, он дан скупо и как фон, но фон одинаково выразительный и в условности своего рода театрального задника в «Пляске Тамары» и в реальности дороги иллюстрации «Несется конь быстрее лани». Более развитым, но тоже, в сущности, фоном является он в обоих мало удавшихся решениях сюжета «Демон у стен монастыря» (Государственная Третьяковская галерея и Ивановский художественный музей). Здесь не получилось того противопоставления тоски духа равнодушию прекрасной природы, которое составляет основу и всех вариантов полета Демона и картины «Демон (сидящий)». Зато сколь же выразителен в своей скупости и лаконизме пейзажный фон в иллюстрациях к роману «Герой нашего времени» Лермонтова. В сцене дуэли Печорина с Грушницким (Государственная Третьяковская галерея) уступ на краю обрыва превосходно передает не только место действия, но и самый смысл слов «Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было». Громада горы на фоне придает возвышенный драматизм сцене, которая без того казалась бы жанровой. А как замечательно скупыми средствами передана южная ночь в сцене попытки Азамата похитить лошадь Казбича (собрание Д.П.Добычина, Ленинград). Лирическое спокойствие пейзажа подчеркивает напряжение страстей действующих лиц. В горизонтализме своих линий пейзаж усиливает по контрасту динамику фигур - и отброшенного к забору Азамата, и кажущегося внешне спокойным, но полного внутреннего напряжения Казбича, и тревогу лошади с ее длинной изогнутой шеей. Наряду с доработкой черной акварели белильными мелкими, как бы «мерцающими», подобно световым бликам, мазками Врубель в иллюстрациях к Лермонтову применяет и дорисовку пером тушью в виде прерывистых, как бы пунктирных черточек или столь высмеивавшихся в свое время критикой «червячков». Близкие приему пуантели, они, однако, не растворяют форму в пространстве, а способствуют выявлению ее объемности, как, например, в иллюстрации к поэме Лермонтова «Измаил-бей», изображающей прощание Зары с Измаилом (Государственная Третьяковская галерея). Вместе с тем и пунктирные черточки и «червячки» являются все той же «декоративизацией» иллюстраций, придавая им черты сходства то ли с изделиями из серебра, то ли с драгоценными старыми миниатюрами с их переливчатостью эмалевых цветов. Недаром «пунктирная» линия найдет позднее такое применение в декоративных панно Врубеля.
Образ Демона, возникший в творчестве Врубеля как выражение тоски и томления вечно ищущего и не находящего себе ответа духа, полного сомнений и разочарования, обрел как бы завершение в картине 1890 года. Уже в иллюстрациях к поэме Лермонтова он драматизируется. Постепенно в дальнейшем идет процесс все усиливающегося выражения не только неудовлетворенности Демона земной действительностью, но и протеста против нее, ее отрицания. В этом постепенном переходе разочарованности в протест, лиричности, еще присущей образу «Демона (сидящего)», в трагичность образа «Демона поверженного» своеобразно преломлялись общественный протест, настроения предреволюционного подъема. Сам Врубель противопоставлял бунтарство Демона толстовскому христианскому примирению. Это бунтарское начало в сложной и противоречивой природе толстовской проповеди было непонятно Врубелю. Его бунтарство, выражая тоже общественное брожение и протестующую струю в духе «эпохи», носило индивидуалистический характер. Отсюда не только творческое одиночество Врубеля, но и столь сильное воздействие на него символизма и модерна. Индивидуализм образа приводил к его неопределенности и неясности для самого художника. Она была еще и во времена иллюстрирования поэмы Лермонтова. Вот почему наряду со скорбным, но прекрасным и благородным образом Демона в заставке, где изображена его голова на фоне Казбека (Музей русского искусства, Киев), мы видим другой эскиз, с образом злобным, мрачным и, очевидно, испугавшим заказчиков (Государственная Третьяковская галерея). Он, однако, кажется более близким в своей сложности к образу лермонтовской поэмы. Оба они отличны от образа картины 1890 года.