Демон, 1890 Гадалка, 1895

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая » Двадцатая » Двад.первая » Двад.вторая

Врубель в этой последней своей большой картине словно возвращается к проблематике своего первого крупного произведения «Демон (сидящий)». И здесь и там содержанием картины является чуждость, ненужность для тоскующей души той прелести и красочности цветущего земного бытия, которое прельщает Врубеля как художника, в особенности как художника с монументально-декоративным уклоном. Второй неоконченный вариант «Сирени» как бы замыкает круг, внутри которого помещается все многообразие решений проблемы человека и природы в различных произведениях Врубеля.
Интерес к пейзажу, сказавшийся в работах последних лет, в частности в акварели «Осенний пейзаж с рекою» (начало 1900-х годов, собрание A.Г.Миронова, Москва) и в особенности в рисунках из окна лечебницы (1903-1904 годов), привел к тому, что, выполняя портрет жены в 1904 году, во время последнего перерыва в болезни, художник изобразил ее на фоне березок (Государственный Русский музей). Сохранилась акварель (собрание семьи B.Я.Хенкина, Москва), сделанная, вероятно, с натуры, изображающая березовую рощу, которая и была использована в качестве фона портрета.
Это редкостнейший случай использования Врубелем натурного этюда. Но этюд претерпел при этом характерные изменения: березовая роща утратила свою пространственность, березки изображены стоящими почти сплошной стеной с редкими и тонкими темно-зелеными просветами в цвет травы под ними. Лишь наверху кое-где просвечивает небо. Такое решение придавало пейзажу в портрете характер фона. Это изображение человека не в природе, а на фоне природы. К тому же Врубель, усилив черные пятна на стволах березок, сообщил их изображению почти орнаментальную декоративность.
Как всегда у Врубеля, портрет писался «по частям», работа над ним продолжалась даже тогда, когда модель была уже на гастролях за границей. При таком методе березки на фоне имели, скорее, то же значение, что и те розы на груди портретируемой, которые он просил ему специально доставить, то есть значение детали в общей условной, «сочиненной» композиции. Ценность и значение этой одной из последних работ лежит в области собственно портретной живописи, а не в области интересующей нас проблемы природы и человека у Врубеля.
Возвращаясь к картинам «К ночи» и «Сирень», с которых мы начали изложение темы «Природа и человек в творчестве Врубеля», мы видим, что в них она действительно получила свое наибольшее выражение. Вместе с тем эти картины были открытием новой возможности пейзажного решения сюжетной темы. От поэтической символики этих картин веет большими человеческими чувствами, которые мы можем взять и унаследовать независимо от символизма как определенного течения в искусстве.
Однако надо оговориться, что это доступно именно зрителю, потому что это будет уже измененная жизнь произведения во времени. Это та изменяющаяся в дальнейшем независимая от авторов жизнь произведений, которая делает их вечными. Каждая эпоха в великих творениях воспринимает как наследие то, что ей соответствует, что ей близко и нужно. Но исследователь, отмечая эту возможность произведения стать вечным, что-то утеряв и в чем-то, наоборот, сильнее зазвучав для зрителя, сам обязан показать его в первичном содержании и объяснить, как и из чего оно рождалось.
К оценке и истолкованию искусства Врубеля можно было бы применить то, что Маркс сказал об античном искусстве. Трудность и здесь заключается не в том, чтобы понять, что оно было «связано с определенными формами общественного развития», а в том, чтобы осознать, почему оно сохраняет для нас ценность и значение сегодня и в чем они состоят. В самом деле, нетрудно увидеть, что в образе природы Врубеля сказался обусловленный эпохой ранний символизм.
Надо только при этом понять, что русский символизм рождался в условиях назревания революции. В литературе наряду с реакционным символизмом Мережковского, отчасти Бальмонта был и символизм Брюсова, а позднее Блока - поэтов, которые в своем развитии пришли к революции. Символизм был неоромантикой, в нем буржуазное искусство как бы повторяло в своем конце романтизм своей юности. И этот неоромантизм был также индивидуалистическим бунтом против действительности и бунтом, который при всей условности формы мог, как и у первых романтиков, иметь и реакционный и прогрессивный смысл. Стоит только сравнить бунтарский, страстный и глубоко человечный символизм Врубеля с пустым и холодным символизмом Беклина, Штука или Клингера, чтобы понять, почему и как он мог быть большим искусством. Понять, почему сквозь нарочитость символики, ее декадентские черты и порою вопреки им в произведениях Врубеля проявлялось подлинно большое и замечательное искусство. Все это, конечно, по-настоящему можно показать, рассмотрев творчество Врубеля в целом.
Но даже и взяв только проблему отношения человека и природы, можно ясно видеть в картинах художника возвышенное и поэтическое восприятие мира, противопоставление его прозаичности буржуазной жизни. Искусство Врубеля дорого и близко нам своей страстной взволнованностью, своим стремлением не ограничиваться внешней стороной явлений, а глубоко их истолковывать. Творчество Врубеля в целом призывает нас бороться с серостью, будничностью и прозаизмом в жизни и в искусстве. Врубель, подобно Иванову, Сурикову, Левитану, Серову стремился к монументальному и возвышенному, большому искусству.
Врубель мечтал об искусстве, в котором выражалась бы красота жизни. Такое искусство, если оно не ограничивалось только внешностью явлений, а хотело проникнуть в глубины жизни и человеческих чувств, было невозможно в то время, когда такой красоты не было в самой буржуазной действительности. В творчестве Врубеля поэтому трагически выразилось противоречие потребности в такой красоте с потребностью понять жизнь и ее драматизм, противоречие красоты и правды в искусстве его эпохи. Красота искусства Врубеля - это не красота спокойненького существования, а красота «упоения в бою», которая не может не волновать и не вдохновлять нас. Этот бой требует высокого мастерства, а им отличалось все искусство Врубеля.