|
К ночи, 1900
|
|
|
Вспоминая, быть может, лермонтовского Героя нашего времени, Врубель как-то сказал: "Я - фаталист". Печатью фатума отмечены не только персонажи, сюжеты и темы врубелевских произведений. На протяжении всего жизненного пути Врубеля сопровождают странные, фатальные совпадения. Вот несколько примеров.
С 1882 года Врубель занимался в классе Павла Чистякова. Тот рекомендовал его как способного мастера композиции Адриану Прахову, руководившему тогда реставрацией древних церквей и фресок в Киеве, а впоследствии курировавшему художественную часть исполнения росписей во Владимирском соборе. Врубель оказался в Киеве, и первой его крупной монументальной работой стала фреска Сошествие Святого Духа на апостолов на хорах Кирилловской церкви. В 1902 году, уже в начале болезни, приехав в Киев и посетив Кирилловскую церковь, Врубель заметил: "Вот, в сущности, то, к чему я должен был бы вернуться", имея в виду монументальный стиль своих росписей.
Но дело в том, что Кирилловская церковь уже тогда, когда Врубель в 1885 году выполнял свою роспись, находилась на территории лечебницы для душевнобольных.
Само изображение апостолов в Сошествии Святого Духа посвящено мистической ситуации, и Врубель трактовал это событие как почти натуралистическую сцену заседания некоей мистической секты, которая проникнута иррациональными токами: это люди в ситуации выпадения из обычного жизнеощущения, иначе говоря - сумасшедшие. Продолжением этого совпадения является то, что тогда же, когда Врубель изъявил желание вернуться к тому, что делалось им в Киеве, где он начинался как художник, в том же самом Киеве умер его маленький сын.
Это роковое биографическое событие имеет какой-то странный отсвет в искусстве Врубеля, ибо написанный несколько ранее портрет сына (1902), преисполнен недетской прозорливости, которая сближает его личико, подобное лику, с ликом Христа в иконе Богоматерь с Младенцем, выполненной для той же Кирилловской церкви в 1885 году. Эта взаимопроницаемость странностей врубелевской жизненной судьбы и его искусства, причем в самых значительных и принципиальных его художественных выражениях, конечно, тоже принадлежит к редким, интригующе загадочным явлениям.
Врубель, по воспоминаниям нескольких мемуаристов, не любил и даже терпеть не мог живопись Николая Ге. Но, женившись на Надежде Забеле, он оказался в родстве с семейством Ге (сестра Надежды Ивановны была замужем за сыном Ге). И Врубель, опять-таки волею судьбы, летом несколько раз работал в мастерской Ге на хуторе близ Чернигова, где был написан ряд значительных и знаменитых произведений. Примечательно, что пребывание в мастерской покойного художника заставило Врубеля вспомнить ночной колорит поздних произведений Ге и инспирировало обращение к ночным сценам, ночному колориту. Так возникли в конце 1890-х годов его живописные "ноктюрны" - Сирень, К ночи, Пан, Царевна-Лебедь.
Но вместе с тем это непосредственное столкновение с искусством Ге чрезвычайно заострило соответствия, контрасты, существовавшие между творчеством Врубеля и Ге. Так, Ге в 1890 году картиной "Что есть истина?" начал свою страстную серию. И ровно в том же году, ничего не ведая про Ге, Врубель написал своего Демона сидящего. Ге своим страстным циклом, в сущности, завершил и исчерпал ивановскую традицию актуальной трактовки евангельских сюжетов, а Врубель, взамен этого, на этом месте, как будто угадав, что делает Ге, написал Демона, потому что следующий естественный шаг от христологического цикла и христианской темы - это переход к теме демонической.
Более того, еще в Киеве, начиная работу над своим Демоном, Врубель упоминал в одном из писем, что он пишет "нечто демоническое", но не того Демона, которого создаст впоследствии. Стало быть, уже тогда в его воображении вырисовывалась идея цикла картин. Идея эта была осуществлена значительно позже, в конце 1890-х - начале 1900-х годов, Демоном летящим и Демоном поверженным. Но тем самым Врубель подхватил и продолжил саму идею цикла: если Ге создал цикл произведений на тему Страстей Христа, то Врубель, по контрасту, - цикл на демоническую тему.
Возврат в конце 1890-х годов к демонической теме сопровождался воспоминанием о ночных сценах Ге. Но если Ге изображал ночь, о которой говорится "глухая тьма", - ночь однообразно-монотонную, то Врубель показывал волшебство ночи, извлекая из тьмы поразительное красочное богатство. Подобно тому, как сходство с Ге в 1890 году - это сходство по противоположности, так же и в воплощении стихии ночи, в отношении к ночному колориту как живописной теме Врубель выступил антиподом Ге, при этом как будто бы продолжая мысль предшественника.
Врубель весь состоял из парадоксов. Легкомысленное богемное существование - и вместе с тем чрезвычайно серьезное отношение к ремеслу. Но при этой серьезности мастера, ревниво относящегося к тому, что выходит из-под его руки, - беспечное отношение к судьбе готовых произведений: то, что уже было сделано и выпущено из рук, для него не имело цены. Это был человек умный и глубокий, хорошо знавший классическое искусство и литературу; говоривший на нескольких языках, открывший для среды, в которой он обитал, например, Генрика Ибсена, который был его любимым писателем.
Он был открыт и легок в общении, но при всем том от него исходила гипнотическая сила, как если бы он обладал каким-то тайным знанием, которое не считал возможным и нужным выражать и развивать даже перед своими коллегами.
И это действительно накладывало на его личность печать интригующей загадочности. Загадочное было заложено природой в его натуре, в этом изяществе ума, но он, видимо, еще и любил интриговать и удивлять окружающих, и, может быть, те странности, которые отмечают его биографы, были своего рода розыгрышами в духе черного юмора.
следующая страница »
|